Кредо терапевта
Feb. 6th, 2013 08:33 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
emotion_ladyСоученица попросила поделиться моим - написание "кредо" является обязательным условием для сертификации, она не знала, с чего начать. Я написала давно, в апреле; написала - и забыла. А сейчас достала и размещаю его здесь, чтобы было перед глазами.
Непросто писать о себе в выражениях «Мое кредо в гештальте», «Какой я терапевт» и т.д. Образ «настоящего гештальттерапевта» для меня сейчас как новое платье, которое нужно еще подогнать по фигуре… Вот она, эта обновка: цвет – мой, фасон – подходящий, выкройка – технологичная, пошив – профессиональный, всё радует глаз, но пока что платье отдельно, а я – отдельно. Нужно сживаться с ним, замечая: вот тут, пожалуй, жмёт – нужно слегка отпустить, а здесь вытачка немного смещена, казалось бы – пустяк, всего-то полсантиметра, но, увы, сразу меркнут достоинства фигуры, зато недостатки как на ладони…
Непростое это дело – осваивать новую профессию и искать себя в ней. За моими плечами более тридцати лет профессиональной деятельности в совсем других областях, два предыдущих образования, серьёзный возраст и большой опыт, в том числе опыт общения с людьми в самых разных жизненных ситуациях. Но до недавнего времени эти люди не были моими клиентами! В этом месте хочется поставить два смайлика одновременно: улыбающийся – потому что я радуюсь переменам, происходящим в моей жизни, и удивлённый – это правда про меня? Так что же такое для меня гештальттерапия и кто такой для меня терапевт, работающий по этому методу?
Меня учили, что гештальттерапевт «работает собой». Когда я осмысливала это выражение, то сначала на ум пришла такая интерпретация: терапевт становится для клиента моделью среды, в контакте с которой (моделью) клиент воспроизводит свои привычные паттерны и имеет возможность соприкоснуться с ними, подробно рассмотреть, «повертеть» в руках – и попробовать заменить новыми, более здоровыми и продуктивными. Некоторое время эта интерпретация мне вполне подходила, но затем, в процессе обучения и особенно по мере практики, слово «модель» стало казаться каким-то … неправильным, что ли. В моем первом дипломе написано: «Математик». Когда-то давно я изучала в университете предмет под названием «Математическое моделирование» и неплохо знаю, что такое «модель»: штука, безусловно, полезная, но, к сожалению, упрощающая и схематизирующая реальный предмет или процесс. И я подумала – что может быть более далеким от гештальт-метода, чем схематизация, чем отбрасывание на первый взгляд «несущественного» во имя кажущейся простоты? Нет, термин явно неудачен, терапевт не может быть «моделью» среды – терапевт воспроизводит собой для клиента саму среду, он как бы «стягивает» ее на себя на время и в пространстве сессии.
Чем больше я об этом думала, тем больше мне это нравилось. Да, терапевт – не скала, о которую разбиваются волны клиентской «неправильной» энергии, но он и не губка, вбирающая клиентские импульсы вовнутрь себя. Терапевт – не зеркало, которое иногда холодно и бесстрастно отражает ровно то, что было на него направлено, а иногда искажает до неузнаваемости. Терапевт во время сессии – это в прямом смысле окружающая клиента среда. Я попробую пояснить, что это для меня значит, какими качествами в связи с этим должен обладать хороший гештальттерапевт и к чему стремлюсь лично я.
Для меня в процессе обучения гештальттерапии одним из самых важных осознаваний было такое: я не должна «объяснять» клиенту его самого, не должна «выписывать рецепты» и придумывать «планы спасения», моя задача другая: дать возможность клиенту узнать и почувствовать, как он взаимодействует с миром – взаимодействуя со мной. Для этого я должна уметь:
- внимательно наблюдать, чутко мониторить происходящее на контактной границе между мной и клиентом,
- собирать первичную информацию, получаемую от клиента в разных формах,
- осознавать полученные впечатления и связанные с клиентом чувства, отделять их от своих, не имеющих к клиенту отношения,
- давать конгруэнтный отклик, предъявляя себя ясно, непротиворечиво, согласованно по всем каналам и уместно для данной ситуации.
Нагретый солнцем камень не скрывает своё тепло и не притворяется холодным, но при этом не очень-то позволяет себя сдвинуть; погружённое в жидкость тело всякий раз выталкивается из неё силой определённой величины; «удачная» попытка срубить сук, на котором сидишь, с неизбежностью влечёт за собой телесные повреждения разной степени тяжести – природа, вступая во взаимодействие, всегда честна и последовательна в ответе, потому что другой она быть не может.
Не так, увы, в человеческом сообществе… Психологическая «навигационная система» слишком часто бывает сбита некорректной эксплуатацией, запредельными нагрузками – а затем кустарными ремонтами и неподходящими запчастями. Сто неконгруэнтных ответов элементов среды по имени «Мама» и «Папа», тысяча – от элементов по фамилии «Учитель» или «Воспитатель» (численное соотношение столь же неважно в данном случае, сколь печально) – и вот уже выработались способы останавливать жизненную энергию и совершать с ней причудливые с точки зрения психологического здоровья манипуляции… «Ритуальные танцы» с красивыми названиями «конфлюэнция», «интроекция», «проекция», «ретрофлексия», далее – везде, постепенно заменяют собой подлинную жизнь; задача «пройти по циклу контакта» представляется чем-то вроде циркового номера, выполняемого канатоходцем над пропастью, без страховочной лонжи, да ещё и в сумерках. Неудивительно, что контактирование столь часто заканчивается болезненным падением.
Я как терапевт вижу себя в роли человека, с помощью которого клиент постепенно начинает видеть многообразие ландшафтов вместо одной сплошной пропасти. Он учится находить и получать поддержку - сначала от мира, а затем всё больше и больше от себя самого, прицеплять ту самую лонжу, которая всё время была где-то рядом, но почему-то никогда не попадалась на глаза. Он заново открывает для себя солнечный свет, обнаружив, что сумерки не вечны, если снять повязку с глаз. Но всё это возможно только тогда, когда я, терапевт, максимально точно предъявляю себя «в связи с…» и тем самым даю клиенту почувствовать давно (или недавно) забытый им вкус открытого диалогичного взаимодействия. Вот «Я», вот «Ты», а вот между нами – пространство, которое мы по доброе воле можем увеличивать или уменьшать, что-то впускать в себя, а что-то отдавать вовне. «Когда ты делаешь или говоришь вот так, я ощущаю вот это» - спокойное и доброжелательное присутствие терапевта, его включенность в процесс и адекватная, уместная реакция дают возможность клиенту раз за разом получать здоровый отклик среды, который ранее или не был получен, или не был распознан, или не был усвоен. И тогда у клиента появляется желание и возможность попробовать что-то иное и проверить, а как ответит ему окружающий мир в этом случае, и – о чудо! – мир, кажется, меняется?
Работа в гештальттерапии привлекает меня не только тем, что она позволяет помогать людям корректировать свою жизнь в желаемом ими направлении, не давая советов, не критикуя, не ища виноватых – а давая возможность чувствовать само биение жизни. Но чтобы «работать собой», гештальтерапевт должен прежде всего хорошо «настроить» этот волшебный инструмент, то есть себя самого, и в этом, безусловно, есть для меня рационально-эгоистический интерес. Я всей душой приветствую древнее присловие: «Врачу, исцелися сам!» На мой взгляд, гештальттерапия – одно из немногих занятий на земле, где во имя помощи другим человек проделывает серьезную работу во имя помощи себе самому, и в этом уникальность профессии. В самом деле: врач может призывать больных к здоровому образу жизни - и при этом курить по две пачки в день, брачный консультант может давать советы – и иметь неустроенную личную жизнь, и так далее. Но для того чтобы быть хорошим гештальттерапевтом, надо очень хорошо понимать себя, надо иметь расчищенное от ментального мусора пространство осознавания, быть «проработанным» и … вырастить вдобавок к имеющейся еще две головы! Метафора о трехголовом терапевте (одна принадлежит «просто человеку», вторая – «терапевту», третья – «наблюдателю за терапевтом») мне близка и интересна. Это похоже на производные в математике, которые характеризуют скорость изменения функции: «вторая голова» отслеживает реакции «просто человека», и на основе специальных знаний строит терапевтические гипотезы и ведет сессию, а «третья голова» наблюдает за происходящим в терапевте и следит, чтобы вектор его работы был направлен в нужную (разумеется, клиенту!) сторону. Мне кажется, это очень здорово: уметь «подняться над собой».
Понятно, что, «работая собой», каждый и привносит в профессиональную деятельность что-то своё. Размышляя о специфике моей личной работы, я понимаю, что моей сильной стороной является жизненный опыт, накопленный и постоянно пополняемый. За счёт этого у меня сокращается дистанция между самопредъявлением клиента в сессии и моей собственной «впечатлённостью», поскольку множество жизненных сюжетов мною в той или иной степени прожиты. Разумеется, мой опыт и клиентский опыт находятся в разных плоскостях, но эти плоскости в чём-то пересекаются. Иными словами, мне бывает чуть проще, чем более молодому коллеге, понять то, что пытается донести до мира клиент, а раз так – значит, у меня появляется больше свободных ресурсов для того, чтобы идти вместе с клиентом дальше.
Кроме того, я как терапевт, конечно же, использую преимущества, полученные мной в предыдущих профессиях. Когда-то я была программистом, мне приходилось проводить анализ предметной области и выстраивать алгоритмы – это помогает мне в тот момент, когда я конструирую терапевтическую гипотезу и затем верифицирую её. А вот в экономике, моей второй профессиональной области, действует неисчислимое и неохватываемое человеческим умом количество переменных, поэтому можно только предполагать, но никогда нельзя быть уверенным в том, что предположение сбудется. Два разнонаправленных вектора – чёткость математики и вечное бурление реальной экономики – научили меня в той или мной мере сочетать несочетаемое, придавать контуры расплывчатому и, наоборот, размывать слишком жёсткое.
Вообще стиль моей работы я бы обозначила так: это логика, одушевлённая чувствами. На первое месте я (пока!) поставила «голову», как наиболее тренированную свою часть, но «одушевление» головы чувствами – это задача, решаемая мной в течение каждого сеанса. Специально включать мышление мне не нужно: это отработанный навык, а вот всё время помнить про то, что я – «окружающая среда», что я живая, чувствующая, откликающаяся - чрезвычайно полезно для меня как терапевта. Если Сальери поверял «алгеброй гармонию», то я чаще всего поступаю наоборот: чувствами поверяю ум.
При рассмотрении других аспектов работы, например, при попытке найти своё место на шкале «поддерживающий терапевт» - «фрустрирующий терапевт», я неизменно хочу быть посередине, но – статистически. Это означает, что я вовсе не хочу быть посередине всегда, в каждой сессии, потому что определение того, что в данный конкретный момент требуется клиенту, поддержка или фрустрация, есть функция данного конкретного момента. Но если суммировать все мои проявления на этой шкале, то среднее значение окажется где-то около нулевой точки, и так по большинству полярных характеристик.
Исходя из особенностей меня как личности и как терапевта, можно было бы предположить, что «самые мои» клиенты - это те, кто похож на меня, но это, конечно, не так… Кстати, думаю, что самые важные открытия, самые сильные осознавания и самые большие перемены случаются там, где удается встретиться с наиболее значительными различиями, потому что это позволяет расширить жизненный диапазон сразу «на несколько октав», используя музыкальную метафору. Радуюсь разным клиентам, хотя понимаю, что объективно пока что не смогу работать с любыми их категориями: жизненный опыт не заменяет собой опыт терапевтический. В общем, как мальчик-паж из «Золушки», говорю сейчас: «Я не волшебник. Я ещё только учусь» - и я действительно учусь волшебству гештальттерапии, и надеюсь, что эта профессия полюбит меня так же, как я полюбила её.
Непросто писать о себе в выражениях «Мое кредо в гештальте», «Какой я терапевт» и т.д. Образ «настоящего гештальттерапевта» для меня сейчас как новое платье, которое нужно еще подогнать по фигуре… Вот она, эта обновка: цвет – мой, фасон – подходящий, выкройка – технологичная, пошив – профессиональный, всё радует глаз, но пока что платье отдельно, а я – отдельно. Нужно сживаться с ним, замечая: вот тут, пожалуй, жмёт – нужно слегка отпустить, а здесь вытачка немного смещена, казалось бы – пустяк, всего-то полсантиметра, но, увы, сразу меркнут достоинства фигуры, зато недостатки как на ладони…
Непростое это дело – осваивать новую профессию и искать себя в ней. За моими плечами более тридцати лет профессиональной деятельности в совсем других областях, два предыдущих образования, серьёзный возраст и большой опыт, в том числе опыт общения с людьми в самых разных жизненных ситуациях. Но до недавнего времени эти люди не были моими клиентами! В этом месте хочется поставить два смайлика одновременно: улыбающийся – потому что я радуюсь переменам, происходящим в моей жизни, и удивлённый – это правда про меня? Так что же такое для меня гештальттерапия и кто такой для меня терапевт, работающий по этому методу?
Меня учили, что гештальттерапевт «работает собой». Когда я осмысливала это выражение, то сначала на ум пришла такая интерпретация: терапевт становится для клиента моделью среды, в контакте с которой (моделью) клиент воспроизводит свои привычные паттерны и имеет возможность соприкоснуться с ними, подробно рассмотреть, «повертеть» в руках – и попробовать заменить новыми, более здоровыми и продуктивными. Некоторое время эта интерпретация мне вполне подходила, но затем, в процессе обучения и особенно по мере практики, слово «модель» стало казаться каким-то … неправильным, что ли. В моем первом дипломе написано: «Математик». Когда-то давно я изучала в университете предмет под названием «Математическое моделирование» и неплохо знаю, что такое «модель»: штука, безусловно, полезная, но, к сожалению, упрощающая и схематизирующая реальный предмет или процесс. И я подумала – что может быть более далеким от гештальт-метода, чем схематизация, чем отбрасывание на первый взгляд «несущественного» во имя кажущейся простоты? Нет, термин явно неудачен, терапевт не может быть «моделью» среды – терапевт воспроизводит собой для клиента саму среду, он как бы «стягивает» ее на себя на время и в пространстве сессии.
Чем больше я об этом думала, тем больше мне это нравилось. Да, терапевт – не скала, о которую разбиваются волны клиентской «неправильной» энергии, но он и не губка, вбирающая клиентские импульсы вовнутрь себя. Терапевт – не зеркало, которое иногда холодно и бесстрастно отражает ровно то, что было на него направлено, а иногда искажает до неузнаваемости. Терапевт во время сессии – это в прямом смысле окружающая клиента среда. Я попробую пояснить, что это для меня значит, какими качествами в связи с этим должен обладать хороший гештальттерапевт и к чему стремлюсь лично я.
Для меня в процессе обучения гештальттерапии одним из самых важных осознаваний было такое: я не должна «объяснять» клиенту его самого, не должна «выписывать рецепты» и придумывать «планы спасения», моя задача другая: дать возможность клиенту узнать и почувствовать, как он взаимодействует с миром – взаимодействуя со мной. Для этого я должна уметь:
- внимательно наблюдать, чутко мониторить происходящее на контактной границе между мной и клиентом,
- собирать первичную информацию, получаемую от клиента в разных формах,
- осознавать полученные впечатления и связанные с клиентом чувства, отделять их от своих, не имеющих к клиенту отношения,
- давать конгруэнтный отклик, предъявляя себя ясно, непротиворечиво, согласованно по всем каналам и уместно для данной ситуации.
Нагретый солнцем камень не скрывает своё тепло и не притворяется холодным, но при этом не очень-то позволяет себя сдвинуть; погружённое в жидкость тело всякий раз выталкивается из неё силой определённой величины; «удачная» попытка срубить сук, на котором сидишь, с неизбежностью влечёт за собой телесные повреждения разной степени тяжести – природа, вступая во взаимодействие, всегда честна и последовательна в ответе, потому что другой она быть не может.
Не так, увы, в человеческом сообществе… Психологическая «навигационная система» слишком часто бывает сбита некорректной эксплуатацией, запредельными нагрузками – а затем кустарными ремонтами и неподходящими запчастями. Сто неконгруэнтных ответов элементов среды по имени «Мама» и «Папа», тысяча – от элементов по фамилии «Учитель» или «Воспитатель» (численное соотношение столь же неважно в данном случае, сколь печально) – и вот уже выработались способы останавливать жизненную энергию и совершать с ней причудливые с точки зрения психологического здоровья манипуляции… «Ритуальные танцы» с красивыми названиями «конфлюэнция», «интроекция», «проекция», «ретрофлексия», далее – везде, постепенно заменяют собой подлинную жизнь; задача «пройти по циклу контакта» представляется чем-то вроде циркового номера, выполняемого канатоходцем над пропастью, без страховочной лонжи, да ещё и в сумерках. Неудивительно, что контактирование столь часто заканчивается болезненным падением.
Я как терапевт вижу себя в роли человека, с помощью которого клиент постепенно начинает видеть многообразие ландшафтов вместо одной сплошной пропасти. Он учится находить и получать поддержку - сначала от мира, а затем всё больше и больше от себя самого, прицеплять ту самую лонжу, которая всё время была где-то рядом, но почему-то никогда не попадалась на глаза. Он заново открывает для себя солнечный свет, обнаружив, что сумерки не вечны, если снять повязку с глаз. Но всё это возможно только тогда, когда я, терапевт, максимально точно предъявляю себя «в связи с…» и тем самым даю клиенту почувствовать давно (или недавно) забытый им вкус открытого диалогичного взаимодействия. Вот «Я», вот «Ты», а вот между нами – пространство, которое мы по доброе воле можем увеличивать или уменьшать, что-то впускать в себя, а что-то отдавать вовне. «Когда ты делаешь или говоришь вот так, я ощущаю вот это» - спокойное и доброжелательное присутствие терапевта, его включенность в процесс и адекватная, уместная реакция дают возможность клиенту раз за разом получать здоровый отклик среды, который ранее или не был получен, или не был распознан, или не был усвоен. И тогда у клиента появляется желание и возможность попробовать что-то иное и проверить, а как ответит ему окружающий мир в этом случае, и – о чудо! – мир, кажется, меняется?
Работа в гештальттерапии привлекает меня не только тем, что она позволяет помогать людям корректировать свою жизнь в желаемом ими направлении, не давая советов, не критикуя, не ища виноватых – а давая возможность чувствовать само биение жизни. Но чтобы «работать собой», гештальтерапевт должен прежде всего хорошо «настроить» этот волшебный инструмент, то есть себя самого, и в этом, безусловно, есть для меня рационально-эгоистический интерес. Я всей душой приветствую древнее присловие: «Врачу, исцелися сам!» На мой взгляд, гештальттерапия – одно из немногих занятий на земле, где во имя помощи другим человек проделывает серьезную работу во имя помощи себе самому, и в этом уникальность профессии. В самом деле: врач может призывать больных к здоровому образу жизни - и при этом курить по две пачки в день, брачный консультант может давать советы – и иметь неустроенную личную жизнь, и так далее. Но для того чтобы быть хорошим гештальттерапевтом, надо очень хорошо понимать себя, надо иметь расчищенное от ментального мусора пространство осознавания, быть «проработанным» и … вырастить вдобавок к имеющейся еще две головы! Метафора о трехголовом терапевте (одна принадлежит «просто человеку», вторая – «терапевту», третья – «наблюдателю за терапевтом») мне близка и интересна. Это похоже на производные в математике, которые характеризуют скорость изменения функции: «вторая голова» отслеживает реакции «просто человека», и на основе специальных знаний строит терапевтические гипотезы и ведет сессию, а «третья голова» наблюдает за происходящим в терапевте и следит, чтобы вектор его работы был направлен в нужную (разумеется, клиенту!) сторону. Мне кажется, это очень здорово: уметь «подняться над собой».
Понятно, что, «работая собой», каждый и привносит в профессиональную деятельность что-то своё. Размышляя о специфике моей личной работы, я понимаю, что моей сильной стороной является жизненный опыт, накопленный и постоянно пополняемый. За счёт этого у меня сокращается дистанция между самопредъявлением клиента в сессии и моей собственной «впечатлённостью», поскольку множество жизненных сюжетов мною в той или иной степени прожиты. Разумеется, мой опыт и клиентский опыт находятся в разных плоскостях, но эти плоскости в чём-то пересекаются. Иными словами, мне бывает чуть проще, чем более молодому коллеге, понять то, что пытается донести до мира клиент, а раз так – значит, у меня появляется больше свободных ресурсов для того, чтобы идти вместе с клиентом дальше.
Кроме того, я как терапевт, конечно же, использую преимущества, полученные мной в предыдущих профессиях. Когда-то я была программистом, мне приходилось проводить анализ предметной области и выстраивать алгоритмы – это помогает мне в тот момент, когда я конструирую терапевтическую гипотезу и затем верифицирую её. А вот в экономике, моей второй профессиональной области, действует неисчислимое и неохватываемое человеческим умом количество переменных, поэтому можно только предполагать, но никогда нельзя быть уверенным в том, что предположение сбудется. Два разнонаправленных вектора – чёткость математики и вечное бурление реальной экономики – научили меня в той или мной мере сочетать несочетаемое, придавать контуры расплывчатому и, наоборот, размывать слишком жёсткое.
Вообще стиль моей работы я бы обозначила так: это логика, одушевлённая чувствами. На первое месте я (пока!) поставила «голову», как наиболее тренированную свою часть, но «одушевление» головы чувствами – это задача, решаемая мной в течение каждого сеанса. Специально включать мышление мне не нужно: это отработанный навык, а вот всё время помнить про то, что я – «окружающая среда», что я живая, чувствующая, откликающаяся - чрезвычайно полезно для меня как терапевта. Если Сальери поверял «алгеброй гармонию», то я чаще всего поступаю наоборот: чувствами поверяю ум.
При рассмотрении других аспектов работы, например, при попытке найти своё место на шкале «поддерживающий терапевт» - «фрустрирующий терапевт», я неизменно хочу быть посередине, но – статистически. Это означает, что я вовсе не хочу быть посередине всегда, в каждой сессии, потому что определение того, что в данный конкретный момент требуется клиенту, поддержка или фрустрация, есть функция данного конкретного момента. Но если суммировать все мои проявления на этой шкале, то среднее значение окажется где-то около нулевой точки, и так по большинству полярных характеристик.
Исходя из особенностей меня как личности и как терапевта, можно было бы предположить, что «самые мои» клиенты - это те, кто похож на меня, но это, конечно, не так… Кстати, думаю, что самые важные открытия, самые сильные осознавания и самые большие перемены случаются там, где удается встретиться с наиболее значительными различиями, потому что это позволяет расширить жизненный диапазон сразу «на несколько октав», используя музыкальную метафору. Радуюсь разным клиентам, хотя понимаю, что объективно пока что не смогу работать с любыми их категориями: жизненный опыт не заменяет собой опыт терапевтический. В общем, как мальчик-паж из «Золушки», говорю сейчас: «Я не волшебник. Я ещё только учусь» - и я действительно учусь волшебству гештальттерапии, и надеюсь, что эта профессия полюбит меня так же, как я полюбила её.
